Неточные совпадения
—…мрет без помощи? Грубые
бабки замаривают детей, и народ коснеет
в невежестве и остается во власти всякого писаря, а тебе дано
в руки средство помочь этому, и ты не помогаешь, потому что, по твоему, это не важно. И Сергей Иванович поставил ему дилемму: или ты так неразвит, что не можешь видеть всего, что можешь сделать, или ты не хочешь поступиться своим спокойствием, тщеславием, я не знаю чем, чтоб это сделать.
Минут пять после моего появления
в чайной вбежал из сада прехорошенький мальчик, мой кузен Илюша, завтрашний именинник, у которого теперь оба кармана были набиты
бабками, а
в руках был кубарь.
— И слава Богу! — махнула она пренебрежительно
рукой. — Как бы нас с
бабкой вовсе
в покое оставили, так лучше бы было, а то…
Она привстала и, не стесняясь присутствием
бабки, взя-ла
руками мою голову и несколько раз подряд поцеловала меня
в лоб и щеки.
— Хорошо, очень хорошо, — возразил с энергией Крупов, — это такой случай, какого
в жизнь не видал. Истинно думал, что мать и ребенок пропадут;
бабка пренеловкая, у меня и
руки стары, и вижу нынче плохо. Представьте, пуповина…
— Так-то, так! Я и сам об этом думаю: родня немалая; когда у моей
бабки кокошник горел, его дедушка пришел да
руки погрел… Эх ты, сердечная! — прибавил, смеясь, рыбак. — Сватьев не оберешься, свояков не огребешься — мало ли на свете всякой шушеры! Всех их
в дом пущать — жирно будет!
— Это прекрасно все, — начала тихо Стугина, — только героизма-то все-таки тут никакого нет.
Бабки наши умели терпеть, как им ноздри рвали и
руки вывертывали, а тут—что ж тут такого, скажите на милость?.. Еще бы
в несчастии бросить!
На луговой стороне Волги, там, где впадает
в нее прозрачная река Свияга и где, как известно по истории Натальи, боярской дочери, жил и умер изгнанником невинным боярин Любославский, — там,
в маленькой деревеньке родился прадед, дед, отец Леонов; там родился и сам Леон,
в то время, когда природа, подобно любезной кокетке, сидящей за туалетом, убиралась, наряжалась
в лучшее свое весеннее платье; белилась, румянилась… весенними цветами; смотрелась с улыбкою
в зеркало… вод прозрачных и завивала себе кудри… на вершинах древесных — то есть
в мае месяце, и
в самую ту минуту, как первый луч земного света коснулся до его глазной перепонки,
в ореховых кусточках запели вдруг соловей и малиновка, а
в березовой роще закричали вдруг филин и кукушка: хорошее и худое предзнаменование! по которому осьми-десятилетняя повивальная
бабка, принявшая Леона на
руки, с веселою усмешкою и с печальным вздохом предсказала ему счастье и несчастье
в жизни, вёдро и ненастье, богатство и нищету, друзей и неприятелей, успех
в любви и рога при случае.
На сходе его боялись и слушались; случалось, на улице или около трактира он вдруг налетал на пьяного, связывал ему
руки назад и сажал
в арестантскую; раз даже посадил
в арестантскую
бабку за то, что она, придя на сход вместо Осипа, стала браниться, и продержал ее там целые сутки.
Грамматики были еще очень малы; идя, толкали друг друга и бранились между собою самым тоненьким дискантом; они были все почти
в изодранных или запачканных платьях, и карманы их вечно были наполнены всякою дрянью; как то:
бабками, свистелками, сделанными из перышек, недоеденным пирогом, а иногда даже и маленькими воробьенками, из которых один, вдруг чиликнув среди необыкновенной тишины
в классе, доставлял своему патрону порядочные пали [Пали — семинарское выражение: удар линейкой по
рукам.]
в обе
руки, а иногда и вишневые розги.
Повадились ко мне разные
бабки и старые девки,
в ноги мне кланяются,
руки целуют и кричат, что я святой и прочее, а одна даже на моей голове сияние видела.
Сазонка выбирал плиту поувесистее, засучивал рукав и, приняв позу атлета, мечущего диск, измерял прищуренным глазом расстояние. С легким свистом плита вырывалась из его
руки и, волнообразно подскакивая, скользящим ударом врывалась
в середину длинного кона, и пестрым дождем рассыпались
бабки, и таким же пестрым криком отвечали на удар ребята. После нескольких ударов Сазонка отдыхал и говорил ребятам...
На слово «гостинец» отозвались многие. Мишка Поросенок подергивал одной
рукой штанишки — другая держала
в подоле рубахи
бабки — и серьезно советовал...
А
бабка эта — старый мужик, удивительный: пошепчет на воду — а другие толкуют, что он
в нее змеиную слюну пущает, даст выпить — как
рукою снимет.
Раз
в его
руку попала кукла — картонная, с поломанным черепом, откуда лилась вода, когда куклу брали за ноги; какой-то сердитый и упрямый мальчуган сперва заставил его положить
в лодку ящик с
бабками, а потом уже согласился сесть и сам.
Пошла Никитишна вкруг стола, обносила гостей кашею, только не пшенною, а пшена сорочинского, не с перцем, не с солью, а с сахаром, вареньем, со сливками. И гости бабку-повитуху обдаривали, на поднос ей клали сколько кто произволил. А Патап Максимыч на поднос положил пакетец; что
в нем было, никто не знал, а когда после обеда Никитишна вскрыла его, нашла пятьсот рублей. А на пакетце
рукой Патапа Максимыча написано было: «
Бабке на масло».
— Изволь, государь-батюшка, скушать все до капельки, не моги, свет-родитель, оставлять
в горшке ни малого зернышка. Кушай, докушивай, а ежель не докушаешь, так бабка-повитуха с
руками да с ногтями. Не доешь — глаза выдеру. Не захочешь докушать, моего приказа послушать —
рукам волю дам. Старый отецкий устав не смей нарушать — исстари так дедами-прадедами уложено и нáвеки ими установлено. Кушай же, свет-родитель, докушивай, чтоб дно было наголо, а
в горшке не осталось крошек и мышонку поскресть.
За кроватью,
в почтительном отдалении, стояло несколько десятков карл и карлиц с козьими рожками, рыльцами и
в косматом одеянии из козьей шерсти, а ближе к родильнице,
в таком же наряде, с прибавкою чепца, — повивальная
бабка, которая по временам брала на
руки новорожденную и убаюкивала ее.
— Жила у нас на селе бобылка, на носу красная жилка, ноги саблями,
руки граблями, губа на губе, как гриб на грибе. Хатка у нее была на отлете, огород на болоте, — чем ей, братцы, старенькой, пропитаться?.. Была у нее коровка, давала — не отказывалась — по ведру
в день, куда хошь, туда и день. Носила
бабка по дачам молоко, жила ни узко, ни широко, — пятак да полушка, толокно да ватрушка.
Девушка
в восторге показала своей
бабке серебряную монету и потом поцеловала у моей бабушки
руку.
Бабки были моментально убраны. Суворов снова вприпрыжку побежал
в избу и с камертоном
в руках нагнал свое воинство, степенно шедшее
в церковь. Часть мальчиков-солдат отправилась на клирос, где Александр Васильевич,
в качестве регента, управлял импровизированным хором.
Ныне принадлежала она
бабке Ганне, как звали ее
в округе по ремеслу ее; не одна сотня людей вошла
в мир через ее
руки.
Ребятенки тут поодаль
в бабки играли. Меткий удар — легким словом подстегнуть первое дело… Ан и их зацепило:
руками машут, голоса черт унес. Испужались они, вздумали было зареветь, да и рева-то нет… Прыснули они тихими воробьями по хатам к матерям. Какая уж тут, без крика, без визга, игра.